Фото: Андрій ГРабовський
Круговорот уток в природе. Еще полмесяца назад одни двуполые коллективы активно лупили такие же двуполые группы, загребавшие не на свою территорию. Менее полугода назад мамаши плыли флагманом во флотилии утят, а где-то в начале лета селезни грустно собирались в чисто мужские компании порыбачить.
А сегодня уже снова все по парам. Вспугнула одну — как напуганные школьники бросились в разные стороны — нет-нет, мы не вместе! А через минуту селезень на крейсерской скорости снова рванул за уткой.
Еще одна задача уток: показать быстротечность жизни. Возможно, нет смысла откладывать что-нибудь на завтра. Будет ли это завтра?
Еще в январе хотела сделать мемчик «Давайте уже после войны». Хорошо, что не сделала.
Поймала себя на мысли, что после войны я бы со смехом рассказывала, как после того, когда оконные стекла едва не вылетели от взрывной волны, я остервенело отверткой вдребезги разнесла металлический замок в кладовке, которую хозяин квартиры очень просил не трогать. Что там о мародёрах в военное время?
Как через полчаса выбросила из кладовки все, что было на полу — ящик из-под теплого лампового монитора Samsung, до отказа забитый Большой Советской Энцкилопедией, почти по 2 килограмма каждый том, какие-то вазы в полчеловеческого роста и прочий хлам
Как в этом импровизированном бомбоубежище метр в метр — «лежит девица в темнице, а ноги в коридоре» — пряталась от звука сирен.
Как четыре дня подряд выстаивала в аптеку очереди по 2-3 часа. Последний раз, вжимаясь в ларек, потому что сирена и бабахает. Но кто уйдет из очереди, когда на весь район 1-2 аптеки?
Как через неделю начали по одному открываться магазины и базар, хотя угроза только растет. Война война, а товар сам себя не продаст. Даже «Простор» работал.
Как каждый раз (а я ежедневно хожу в магазин — хоть какое-то развлечение) глядя на с горой забитые тележки — какие-то пачки круп, макарон, по 10 батонов, консервация, — я чувствую, что умру с голоду и тоже хватаю пачку овсянки… Хотя что этой пачки на фоне продуктовых эверестов.
Да, пожалуй, я не буду над этим смеяться завтра. Есть день сегодняшний. И всегда есть только сегодня.
И не будет никакого «после войны». Ибо эта война с нами навсегда, даже после победы.
Чтобы не говорили психологи «мечтайте, что вы будете делать потом» – я не хочу мечтать. Меня это ослабляет. Я подумаю об этом «потом» завтра. Если это будет.
Потому что взрывы раздаются все ближе и все громче.