Фото: Chris McGrath/Getty Images (Заставочное)
Каково сейчас дважды беженцам и переселенцам, которые снова вынуждены покидать свои дома ради спасения жизни? Жители Донбасса хорошо знают, что чувствует человек, который только-только пришел в себя после страшных потрясений, успокоился и врос в новую жизнь – а его снова вырывают с корнем… «КП в Украине» записала три истории таких украинцев.
«Когда снова услышала взрывы, думала, что это я нагрешила»
Кристине Хуторной 24 года, и семь лет назад она покинула Донецк вместе с семьей. Девушка жила в Киевском районе города – страшном, опасном, ведь линия фронта проходила по окраинам района, и звуки взрывов и выстрелов стали обычными для жителей.
— Да, мы поняли, что начали привыкать, начали терять бдительность, типа «стреляют не к нам, а от нас, значит, можно выходить». Сколько людей тогда погибло из-за этой дурацкой мысли! – вспоминает живущая сейчас в Киеве Кристина. – Война была не только во взрывах, она была во всем: людей в городе было очень мало, машин еще меньше, перестал работать ж/д вокзал, кинотеатры. Были только рынки и кафе на бульваре Пушкина, что вызывало недоумение: в дорогих заведениях постоянно было много народу, кто-то ел-пил и курил кальяны, а в паре километров от бульвара люди ставили фанеру вместо выбитых стекол. В центре пытались устраивать какие-то гуляния, а на окраинах – у нас и в Петровском районе — люди не могли выйти из подвалов из-за обстрелов…
В 2014-2015 годы в оккупированном Донецке боевики пытались создать видимость мирной жизни, но массовый отъезд молодежи, специалистов, трудоспособного населения привел к тому, что процветала только торговля. И все это – под звуки взрывов.
— Обстрел мог застать тебя где угодно и когда угодно. Я часто падала на землю при громких звуках, женщины перестали носить обувь на каблуках и юбки, потому что в джинсах и кроссовках легче бежать, когда начинали стрелять. Начали привыкать к постоянным «бум-бум», комендантскому часу, проверкам на внутренних блокпостах… Но родители не могли смириться с потерей работы и нормальной жизни. Решили уезжать в столицу.
Как признается девушка, в столице дончанам тогда были не особо рады. Пришлось хлебнуть по полной и равнодушия со стороны чиновников, и явного издевательства от них же, и новые знакомые поджимали губы, слыша донецкое «шо».
— Мы хрестоматийный пример: нам и квартиры, как «донецким», не сдавали, и отправляли в Донецк за документами, и говорили, что в полиции надо отмечаться каждую неделю… Как родители прошли этот ад, я не знаю. Я поступила учиться в национальный университет – удивительно, но никто ничего мне не сказал и не сделал, сокурсники относились ко мне хорошо, очень поддерживали, — говорит Кристина. – Окончила университет, сейчас преподаю в школе, собираюсь замуж…
И все было хорошо до февраля 2022 года, когда Киев услышал вой сирен и узнал, что такое взрывы. Война пришла ко всем украинцам, а к дончанам – во второй раз.
— В первый раз в жизни у меня случилась истерика: я плакала и кричала, что не понимаю, почему война идет за мной по следам, что я такого сделала, что не заслужила спокойной тихой жизни, — признается девушка. – Мне казалось, я в чем-то виновата, нагрешила, что меня так наказывают. Потом уже знакомая психолог быстро привела меня в чувство, сказав, что дело-то вовсе не во мне и ни в ком из нас…
Снова дончанка собрала вещи и двинулась в никуда. Выезжать за границу не хотела – молодой человек оставался в Украине, поэтому переместились на запад страны.
— Конечно, к нам, «новым переселенцам», относились совсем не так, как тогда, в 2015-м. Нам помогали во всех учреждениях, буквально заглядывали в глаза. Я была растеряна, до сих пор не понимаю, почему тогда было так, а сейчас – этак. Все документы очень быстро оформили, никто никого не посылал в Донецк, все, оказывается, уже давно в электронном виде… Мы пробыли в Ужгороде три месяца, летом вернулись в Киев.
По словам бывшей дончанки, дважды пережившей попытку убежать от войны, она до сих пор нуждается в помощи психологов. Бессонница и повышенная тревожность слишком долго были ее постоянными спутниками.
«Сначала в Донецке, а потом и в Мариуполе я снова готовила на костре у входа в дом»
Евгения Лысенко (имя изменено) до сих пор с трудом говорит о своем «дважды беженстве». Считает, что «переселение» — слишком мягкое слово для тех, кто бежал от войны с одним пакетом документов в руках. Пусть даже и в соседний город.
— Я из Донецка, из печально известного поселка Спартак, что на Путиловке. Для неместных поясню – рядом с аэропортом. С лета 2014 года до зимы 2015-го не было ни одного дня, когда бы не стреляли, – боевики пытались выбить из Донецкого аэропорта украинских «киборгов», — вспоминает женщина. – Я и мои родители практически не выходили из подвала, готовили на костре у входа. Были постоянно простывшими, а выбраться за лекарствами некуда – до ближайшей аптеки добежать нереально, да и она оказалась бы закрытой.
Жизнь в таких жутких условиях не могла продолжаться долго, и Евгения приняла решения выбираться и уезжать. Родители отказались, заявив, что уже немолоды и не хотят бежать никуда из своего дома.
— Все стандартно, как говорят наши старики, мол, если погибать, так в родных стенах, — вздыхает дончанка.
Уговоры не помогли, Евгения выбиралась одна. Дождавшись промежутка между обстрелами, пешком вышла на дорогу. Взяла только свои документы, немного денег и… сменные носки.
— Я не знаю, почему я их взяла, — признается Евгения. – Помню, что не хотела брать сумки и чемоданы, ничего. А носки влезли в сумочку, где лежали документы.
Друзья на машине ждали женщину в нескольких километрах от ее дома, побоялись заезжать в обстреливаемый район. Как только женщина села в машину, рядом с ней прилетел и разорвался снаряд. Чудом авто не задело осколками.
— Мы неслись как сумасшедшие, не видя дороги. Нам главное было — выбраться. Не помню, как мы проехали блокпосты, пришла в себя я уже на въезде в спокойный мирный город. В Мариуполь.
В приморском городе дончанке также помогли друзья – приютили на первое время, помогли с работой и документами. Родители оставались в Донецке и рассказывали, что жизнь вроде налаживается, стреляют меньше. Евгения радовалась, что все хорошо, но обратно не собиралась.
— А потом русские пришли убивать Мариуполь, и я словно в дежавю — снова готовила на костре у входа в дом. Мне казалось, что я сошла с ума. Те же звуки, те же крики, тот же запах, как в Донецке, – все это било по нервам, словно выжигало изнутри. Связи с родителями не было, они не знали, что со мной, но новости о Мариуполе видели и слышали – и сходили с ума. Надеялись, что меня с другими жителями привезут в Донецк, искали мое имя в каких-то списках, — рассказывает Евгения. – Но я решила выбираться сама, потому что поняла, что еще немного – и я окончательно рехнусь. У нас в Мариуполе тогда много появилось сумасшедших, чья психика не выдержала.
Пешком Евгения пошла в соседний с Мариуполем поселок Мангуш (а это около 20 км), где ее приютили местные жители. Через день удалось выбраться в Бердянск, оттуда – в Запорожье.
— Ко мне подошли волонтеры, очень по-душевному начали говорить, спрашивать что-то – и я разрыдалась прямо на автовокзале. Такая боль была во мне, что я не могла связно говорить. Помню, что меня поили крепким, очень сладким чаем, а я не сладкоежка, и сказать им не могу – зубы стучат, я вся трясусь. Потом уже пришла в себя, через час, наверное, — вспоминает дончанка.
Сейчас она у друзей во Львовской области. Там тоже слышна война, но Евгения говорит, что в третий раз уже никуда не побежит.
— Я поняла своих родителей, которые ни за что не хотели уезжать из родного дома. Тут, в селе, дом не родной, но уже почти как родной. И из него я никуда. Суждено погибнуть – значит, что теперь поделать, — философски говорит женщина.
«В Бердянске все повторилось, как и в Луганске»
Андрей и Алена Евдокименко – молодая семья родом из Луганска. Несмотря на возраст, они столкнулись и с войной, и с оккупацией – причем дважды. Потому что уезжали молодожены из оккупированного Луганска в Бердянск, куда тоже вскоре пришли оккупанты.
В 2014-м они познакомились. Луганск уже был оккупирован, шли бои, по городу ходили неизвестные в камуфляже, но влюбленные этого словно не замечали. Обоим не было и 20 лет. Поженились в 2019-м году в Мариуполе по процедуре «брак за час»: родственники привезли на машине влюбленную пару, а вечером уже забирали мужа и жену. Очень удивлялись, потому что о своих планах молодые никому не говорили.
— Просто мы уже знаем, что надо жить, держа язык за зубами, — говорит Андрей. – Ну и сказать, что мы жили, ничего не замечая, тоже, наверное, нельзя. Все мы видели и слышали, и чувствовали, и знали. Потеряли на войне друзей, причем с обеих сторон: кто-то пошел воевать в ВСУ, кто-то примкнул к «ополченцам». С родственниками рассорились, не со всеми, но многими. Мы же активно проукраинские люди и мнения своего не скрывали. Пока нам не намекнули, что к нам есть интерес со стороны «людей в погонах» и их прокуратуры.
Быстро собрались, не дожидаясь визитов боевиков, и выехали в Бердянск – город очень нравился. Да и все равно, говорит Андрей, настала пора прощаться с родным городом – от того Луганска уже ничего не оставалось. «Словно хутор какой-то, а не город», — говорит Лена. Поехали жить на море.
Бердянск встретил переселенцев приветливо: никуда не гонял, ничего не требовал. Жили спокойно, подумывали о рождении ребенка. Весна 2022-го перечеркнула все планы.
— Мы не могли поверить, что Бердянск будет оккупирован. Ну нет, ну мы же только уехали из такого же убитого города! Ну как так? И снова, как под копирку, повторяется ситуация из Луганска: стрельба, комендантский час, упыри на улицах, «Россия навсегда», рубли, паспорта… Слов не хватает, чтобы выразить, как я ко всему этому отношусь. Мы поняли, что и здесь нам уже места нет, что надо опять куда-то ехать. Выехали в Одессу, сейчас пока здесь. Куда-то еще бежать нет ни сил, ни денег, ни желания. Обидно, что какие-то пришлые «орки» гоняют нас по всей стране! – злится Андрей.
Евдокименко уверены: больше никуда не побегут из принципа. Будь что будет, решили они. И назло войне занялись самым что ни на есть мирным делом – ожиданием первенца, который появится на свет в начале следующего года.